Самые первые мои воспоминания о детстве связаны с водой. Вот мы с отцом на берегу какой-то реки склонились над удочками. Клюет! Рыбка величиной с палец казалась мне тогда огромной…

Потом я помню себя на пароходе. Кто в пятилетнем возрасте не мечтает постоять у штурвала, пощупать спасательный круг, взглянуть на работу сверкающих поршней в машинном отделении…

Теперь я знаю, как называется река, в которой мы удили рыбу. Это — Белая, приток Камы. Мой отец работал хирургом в военном госпитале в Уфе. Мать там же была глазным врачом.

Родителей я не видел по нескольку дней, потому что госпиталь был полон раненых и работать родителям приходилось много. В редкие свободные часы отец брал меня на рыбалку. В Уфе мы жили недолго: госпиталь перевели в Москву. Железная дорога была, в основном, занята поездами с военным грузом, и госпиталь переправили на пароходе. Этот пароход я и позже видел на канале имени Москвы. Он назывался «Илья Мечников».

В самом конце Отечественной войны я впервые попал в Подмосковье. У нас были знакомые за городом, и на лето мои родители отправили меня к ним. Эти места всегда славились своей красотой. Совсем недавно здесь проходили бои с подступавшими к нашей столице фашистами. С такими же, как я, пятилетними и шестилетними мальчишками мы лазили по сохранившимся окопам, землянкам, блиндажам и, наверное, как все ребята в этом возрасте, играли в войну. В то время гитлеровская Германия уже капитулировала, но продолжались сражения на Востоке с японцами. Разумеется, мы, малыши, не знали, что это происходит за тысячи километров от Москвы, что так велика наша родина. Нам казалось, что могут понадобиться и «наши» окопы. Поэтому на всякий случай организовали партизанский отряд и стали готовиться встретить врага во всеоружии.

Отряд набрался большой — сверстники со всего поселка. Мы подобрали еще не успевшие заржаветь части оружия. Нам, мальчишкам, казалось, что этого вполне достаточно, чтобы разбить врага.

Но «партизанскому отряду» не повезло. Мы так и не вступили в сражение с японскими оккупантами. Война окончилась, и шестилетние бойцы демобилизовали себя сами.

Тогда все ребята зачитывались книгами Гайдара. Нам очень нравилась «Тимур и его команда». По радио читали эту книгу, передавали постановки, поэтому с Тимуром были знакомы даже те, кто не умел читать. Мы, конечно, тоже организовали тимуровскую команду. Но почему-то нас не понимали взрослые. Очень трудно было убедить их, что мы должны — и обязательно тайно — проникать на чужие участки и помогать их владельцам в хозяйственных делах. Бывало и так, что эти странные люди, не желающие себе добра, прогоняли нас из сада.

В первые годы учебы мне было довольно трудно привыкнуть к размеренной школьной дисциплине. Сказалась, наверное, самостоятельность, без которой немыслим хороший «партизан». Но так было только сначала.

В школе, пожалуй, и зародились те наклонности, которые стали потом моими увлечениями, а теперь и частью моей работы.

Я полюбил радиотехнику. Целая группа ребят заразилась этим делом. Тогда еще было очень тяжело достать необходимые материалы и детали, а хотелось сделать что-нибудь очень значительное и интересное. Причем самому, без посторонней помощи.

В одном из журналов, изданном еще до войны, я вычитал, что в домашних условиях можно сделать телевизор. Немало времени потратил на то, чтобы достать «сырье» — лампы, провод, материал для корпуса, экран. Много дней просидел за сборкой. Но телевизор не работал. Все проверил по журналу, все соответствовало схеме, а телевизор не работал. И только после этого я обратился к знающим людям. Мне объяснили, что по той системе передач, на которые была рассчитана схема моего телевизора, трансляция была прекращена еще в 1938 году. Телевизор, без всякой вины с моей стороны, просто не мог давать никакого изображения.

Моя комнатка походила на мастерскую. Непосвященные удивлялись, как это дверь или форточка может сама открываться, как я, не поднимаясь с кровати, включаю радио… С помощью небольших моторчиков и реле я автоматизировал у себя все, что возможно. Друзья называли мое жилище «комнатой лентяя». Я не обижался на это.

Надо сказать, что мое увлечение не могло не сказаться на успеваемости: ведь иногда я работал над сборкой своего телевизора и день и ночь. Причем часто страдали и те предметы, которые радиолюбителю в первую очередь нужно знать,— физика и математика. Уроки по физике, кроме «живых» лабораторных занятий, проходили тяжело. Пришлось много работать, чтобы нагнать одноклассников.

Потом я увлекся астрономией. Вечерами, а порой и ночами просиживал над «Занимательной астрономией» Перельмана, «Солнцем» Стратонова, зачитывался книгой Циолковского «Вне Земли». Мне нравились книги, где рассказывалось о внеземных цивилизациях, о встречах с обитателями других планет, книги Жюля Верна, Уэллса. Я увлекался идеями фантастов, да мне и сейчас ближе авторы, которые считают, что не только на Земле есть разумные существа.

Я сделал телескоп и «изучал» по ночам Луну. Смотреть на Луну и читать по ночам дома не разрешали. Но я добыл карманный фонарик и приспособился читать под одеялом. Я тогда не прислушивался к взрослым, которые говорили, что можно испортить зрение, что придется когда-нибудь горько пожалеть об этом. Как всегда, взрослые не зря делали мне замечания. Ночные чтения отразились на зрении: у меня развилась небольшая близорукость. И впоследствии она чуть было не закрыла мне дорогу в космос. А всему виной был маленький фонарик, который тускло освещал страницу под одеялом…

Я не поступил ни в какой технический институт. Выбрал медицину. Возможно, сказалась профессия родителей, которая незримо и бессознательно воздействовала на меня. Но я не стал ни хирургом, как отец, ни окулистом, как мать. Мне удалось совместить влечение к медицине с юношеской склонностью к радиотехнике, к точным наукам.

Еще школьником мне приходилось бывать в физиологической лаборатории. Там работал знакомый инженер, который давал мне консультации по радиоделу. Я заинтересовался научной аппаратурой, часами наблюдал, как с ней работают,— мне очень понравилась эта специальность. И я стал студентом-медиком.

Но более точно я определил свою будущую деятельность так: однажды, в поисках какой-то брошюры, я заглянул в наш институтский киоск и случайно увидел книгу, которая называлась «Психология человека в самолете».

Чем привлекла меня эта книга? Пожалуй, красивыми иллюстрациями, фотографиями самолетов, неизвестных приборов, высотных скафандров… Я купил книгу, попытался ее прочесть и… ничего не понял. Упорное желание разобраться в книге повлекло меня в библиотеку. Там нашел нужную литературу, но в книге по-прежнему оставались неразгаданные страницы, да и новые книги ставили новые проблемы.