В семье я был вторым ребенком: когда родился, сестре Маргарите шел уже четвертый годик. Родители рассказывали, что в первые полгода я портил жизнь соседям, потому что орал чуть ли не круглые сутки. К счастью, соседи наши, как и мои родители, были люди рабочие, покладистые. Терпели. Врач успокоил, сказав, что ребенок — обыкновенный, здоровый. Соседи добавили, что, по их мнению, если голос я не сорву, непременно оперным певцом буду: редкий младенец в пять-шесть месяцев от роду имеет такую глотку.

Голос я не сорвал и оперным певцом не стал. Но с того самого дня, как начал ходить, волнений за меня у родителей не убавилось. Окружающий мир изучал «активно». Мать шутит теперь, что жила под постоянным страхом. Как только мне удавалось ускользнуть из-под наблюдения, я попадал в какую-нибудь беду.

Было мне около четырех лет, когда в один из воскресных дней всей семьей мы отдыхали в московском парке Сокольники. Увидев, как лихо ныряют с берега мальчишки в Оленьи пруды, я тут же оказался в воде и, конечно, стал тонуть. Вытащила меня сестренка. Когда подрос, пристрастился лазить по деревьям. Однажды зацепился рубахой за высоченный сук и повис между небом и землей. Вишу и соображаю, как бы мне добраться до ствола. Очень не хотелось падать, высота большая и, прежде чем долетишь до земли, наверняка «пересчитаешь» с десяток толстых веток.

Пока я обдумывал ситуацию, одна из соседок подняла тревогу. Внизу женщины собрались. Кто-то зовет мать: «Смотри-ка, твой Валерка сейчас убьется!»

Стыд, да и только. Рванулся что было сил, затрещала рубашка и… кубарем вниз. Продравшись сквозь ветки, шлепнулся на землю и наутек. Дома от отца попало. Не за разорванную рубаху — за мамин страх.

Чтобы не повторилась история в Сокольниках, отец научил меня плавать. Потом отец стал учить меня играть в городки— эту сноровистую русскую игру он сам очень любил. Вскоре я стал неплохим городошником. А вслед за городками увлекся другими спортивными играми. Не помню ни одной, начиная с волейбола и кончая хоккеем, которую бы миновал. «Три мушкетера» Дюма привели меня в зал для фехтования. Прошло время, и я получил разряд по фехтованию.

Жила наша семья в Москве, недалеко от метро «Красные ворота», теперь «Лермонтовская». Нас было четверо. Жили мы в одной комнате, но нам не было тесно. Жили дружно. Мы с Маргаритой ни в чем не нуждались. Одевались скромно, просто. Отец работал в железнодорожном управлении. Мать, оставив работу на прядильной фабрике, занималась хозяйством. Откровенно говоря, я мало вникал в свою родословную. Знал только, что есть в Павловском Посаде тетушки, мамины сестры, и что отец рано остался без родителей,— вот и все.